Актер и режиссер Мэтт Диллон — о том, как сыграл своего великого коллегу в фильме о съемках «Последнего танго в Париже»
Актер с безупречным культовым статусом, Мэтт Диллон всю жизнь живет с ярлыком «нового Джеймса Дина». Он играл у Копполы, фон Триера, Ван Сента, Лантимоса, Уэса Андерсона и Пола Хаггиса. Новый его фильм «Мария» — это история о том, как на самом деле проходили съемки «Последнего танго в Париже». И конечно, о скандальной сцене секса, из-за которой Марлона Брандо и Бернардо Бертолуччи впоследствии актриса Мария Шнайдер обвиняла в насилии. Диллон сыграл Брандо, который для него много лет остается главным ориентиром в профессии.
Эта беседа состоялась на Каннском кинофестивале, где у фильма была мировая премьера. Вернее, не совсем беседа, потому что говорил почти всё время только Диллон, а «Известия» тщетно пытались прервать его монолог и вставить хотя бы слово. 19 октября «Мария» выйдет в российских онлайн-кинотеатрах, и этот разговор вполне может считаться предисловием артиста перед показом.
«Я думал, что это просто обычная сцена извращенного секса, каких в кино миллион»
— Когда один актер играет другого актера — это уже нервно. Но как сыграть Марлона Брандо?
— Никогда, никогда в жизни не думал, что я соглашусь играть Марлона Брандо. Но я прочел сценарий. Он был честный, чуткий, и Брандо там не был выписан монстром. Когда следишь за ним, испытываешь грусть, потому что это история о предательстве. Мы видим обратную сторону Брандо, скрытую, тайную.
Конечно, я читал сценарий и понимал, что это для меня, как для артиста, вызов. Мне понравился текст, понравилась режиссер Джессика Палю. Она вместе с продюсерами приехала в Рим, где я жил в тот момент, мы проговорили несколько часов. И у меня появилось какое-то очень приятное ощущение от всего этого. Я понял, что хочу сделать этот фильм. Это желание крепло, я ему не мог сопротивляться. Брандо для меня — это мои университеты.
Кадр из фильма «Через край», 1979 год
Вот такую историю смешную расскажу. Первый фильм, в котором я снялся, назывался «Через край». Это был конец 1970-х, снял его режиссер Джонатан Каплан. Я там играл подростка, связанного с наркотой. Джонатану я нравился, потому что я много импровизировал. Он меня звал Марлоном! Я понятия не имел, кто это! Мне было 14 лет, я смутно понимал, что это тот, который сыграл в «Крестном отце». А он меня звал Марлоном, потому что, когда мы снимали сцену, я хотел, чтобы всё в ней было по-настоящему. Я разбивал окно, носил настоящие наручники, швырял со стола печатную машинку. Сценарист орал на меня, чтобы я этого не делал, потому что ему на этой машинке еще переписывать сценарий для завтрашней сцены, но я всё равно швырнул ее о пол. И опять они орали: «Марлон, ты чокнутый, что ты творишь!»
Конечно, потом я решил учиться на актера, штудировал метод Станиславского, и Брандо навсегда стал моим ориентиром в профессии. Есть три актера, у которых я учусь вечно. Это Брандо, Монтгомери Клифт и Джеймс Дин. Потому что они все работали с нутром, оттуда всё доставали.
Марлон Брандо среди них всё равно особенный. Он изменил представление всего мира о мужчине, об американском мужчине. Он был уязвимым и спонтанным. Да, он всегда шел к правде, но в его пути была эта изначальная уязвимость. Джон Уэйн так не смог бы и Хамфри Богарт тоже. Они были людьми другого типа.
Актер и режиссер Мэтт Диллон (четвертый слева) на премьере фильма «Мария», 18 июня 2024 года
Меня завораживал Брандо. Я пересматривал его старые фильмы до бесконечности: «Трамвай «Желание», «В порту», «Мужчины».
— «Вива, Сапата!»
— «Вива, Сапата!», точно! (хлопает в ладоши). А потом были «Крестный отец» и — «Последнее танго в Париже». Тот фильм меня просто перемолол. Особенно герой Брандо — хотя как он мне, казалось бы, мог быть близок? Там был мужик с кризисом среднего возраста, я был молодым парнем. Я пересматривал этот фильм миллион раз, это одна из моих любимых картин, несмотря на сцену со сливочным маслом. Если честно, она мне никогда особенно и не нравилась (смеется). Я же не знал, что там было за кадром, что там было насилие над актрисой. Я-то думал, что это просто обычная сцена извращенного секса, каких в кино миллион.
— До вас никакие слухи на этот счет не доходили?
— Нет, я был уверен, что всё было четко по сценарию, обычные съемки. А когда мне какие-то люди пытались рассказать, что там было насилие, я им не верил, потому что эти люди точно ничего не понимали ни в кино вообще, ни этот фильм в частности. Этот фильм изменил мир, потому что Марлон Брандо сделал то, чего никто не делал до него: предстал перед камерой настолько беззащитным, открытым, уязвимым, как я уже говорил. Сегодня для актеров это не такая редкость, но до Брандо никто на это не отваживался! На всех, кто смотрел этот фильм, это сильно действовало.
Кадр из фильма «Последнее танго в Париже»
Конечно, Мария Шнайдер для меня была тоже феноменом фильма. Мне кажется, мало кто понимает, насколько она великая актриса в том фильме, как она хороша, харизматична. Она не уступает там по харизме самому Брандо, величайшему артисту ХХ века! Может, Мария была великолепна, потому что рядом был Марлон, у них уникальная химия в кадре.
— Секунду, а вы Брандо лично встречали?
— Нет, ни разу. Но я был знаком с Бертолуччи.
— А еще вы играли вместе с Деннисом Хоппером, который снимался с Брандо. Он никаких историй не рассказывал об этом?
— Не рассказывал. Не знаю почему. Но мы с Деннисом много говорили. Однажды мы ужинали вместе и он вдруг сказал: «Джеймс Дин был самым талантливым человеком, которого я встретил в жизни». Они с Дином были не просто коллегами, они дружили по-настоящему.
Ну, короче, я не об этом. Когда мне рассказывали про насилие над Марией Шнайдер на съемках, я отмахивался. Ну всё ясно же: у нее давно проблемы с наркотиками, в кино она снималась мало, славилась сложным характером, карьера не задалась. Никто не говорил, что всё это следствие насилия и унижения на съемках «Танго». Теперь это вполне очевидно.
«Все постоянно шутили на тему сливочного масла»
— Бертолуччи отрицал факт насилия. Вы говорили с ним об этом?
— А что он говорил?
— Что это были вполне конвенциональные съемки, никакого насилия не было, что всё это ложь.
— Смотрите, конечно, это всё было в рамках творческой работы, и изнасилования в прямом смысле слова не было. Но Бертолуччи принадлежат такие слова: «Мне не нужно было, чтобы Мария играла унижение. Мне было нужно увидеть ее униженной». Он сказал это! На камеру! И я знаю, что, когда фильм делался и когда он вышел, Мария была расстроена, обижена, оскорблена, была обманутой, преданной. Ее это ощущение преследовало всю жизнь. И все постоянно шутили на тему сливочного масла. Когда мы снимали всё это, нам было нужно стараться быть очень аккуратными, потому что задача кино — сделать так, чтобы мы увидели то, что человек чувствует.
Нельзя судить персонажа, когда ты его играешь. И я не думал про Брандо, что он демон, когда играл его. Но теперь мне тяжело пересматривать «Танго». Важно было снять наш фильм, выпустить сегодня. Это история о женщине, которая получила травму. Я даже не догадывался, какой сильной была эта травма.
Итальянский режиссер Бернардо Бертолуччи, актеры Марлон Брандо и Мария Шнайдер на съемочной площадке фильма «Последнее танго в Париже», 1972 год
В своем фильме мы не пытаемся показать Брандо или Бертолуччи монстрами. Мы просто рассказываем правду. О девушке, у которой были ужасные родители. Мать ревновала ее, считала соперницей и фактически вышвырнула ее из дома. Беззащитная девочка искала хоть какую-то опору, и тут — о чудо: сам Бертолуччи и сам Брандо находятся рядом с ней, она снимается в кино. И вот ее снова предают.
— У вас как актера было что-то подобное? Ощущение насилия над вами?
— Было. Я был еще подростком. Уже тогда я очень серьезно относился к актерскому ремеслу, я учился, вокруг было много профессионалов, и все относились ко мне по-разному. Кто-то советовал мне просто играть и не особо парился. Кто-то, наоборот, ценил, что я так впахиваю. И в этот момент, не вдаваясь в подробности, меня, скажем, объективировали. И это имело прямой сексуальный оттенок. Поэтому я понимаю Марию Шнайдер. Я лично был в бешенстве, в ярости. Но мне было проще: я тоже был уязвим, но я был сильным, я мог с этим справиться.
— Но роли, которые вы выбираете, тоже могут предполагать объективацию, это тоже риск, как и этот фильм, кстати!
— Я сознавал это. Но я знал, что обязан сыграть здесь. Потому что я люблю Брандо. Я боялся приезжать в Канны с этой картиной, боялся смотреть в лицо людям, потому что сыграл Брандо. Но теперь я могу сказать, что я не боюсь. Я горд, что сыграл в этой картине. И мне нравится, как у меня получился этот образ. Я, черт возьми, проделал огромную работу, я практически выучил французский для этой роли! Это вам не просто так, это, скажу вам, действительно трудно. Чтобы запомнить свои реплики на английском для одной сцены, мне нужен час, а если они на другом языке — это уже двадцать часов. Хорошо, что большая их часть в итоге вырезана из фильма.
Мэтт Диллон фотографируется с актрисами фильма «Мария» на Международном Каннском кинофестивале
— А вот как вы думаете, почему так много говорят про «Последнее танго в Париже», но никто не говорит про другой культовый фильм 70-х, «Крот» Алехандро Ходоровского, где как раз было реальное изнасилование в одной сцене? Нет ли тут какого-то двоедушия?
— Слушайте, про «Крота» я ничего не могу сказать. Но Ходоровский — режиссер совершенно чокнутный. Я очень его люблю, особенно фильм «Святая кровь». Просто «Крот» — это именно что культовый фильм, а «Танго» посмотрели все, весь мир, его просто больше знают. Более громкая история.
— Один из последних великих режиссеров, с которыми выработали, — Ларс фон Триер. Держите с ним связь? Не думали снова сделать что-то вместе?
— Да, мы частенько с ним созваниваемся, он молодец. У него трудные времена, но он держится. И да, я всё время говорю ему: давай снимать кино, я готов, любые варианты! Мы с ним обсуждаем разные идеи, уверен, что сделаем что-то обязательно.
